Макс Фрай - Жалобная книга [litres]
Это многоточие, если разобраться, и держит меня в плену. А вовсе не обещанные и явленные чудеса. Хреновая из меня ведьма. Аж никакая. Не зря ведь носом не вышла.
Виновник моих терзаний вернулся задолго до полуночи. Возможно, с его точки зрения, разлука наша и правда длилась сотню лет, но со стороны это не было заметно. Накормил меня ужином, напоил ароматным чаем, терпеливо выслушал мой сбивчивый отчет о мелких лингвистических победах, а потом уложил спать и рассказал на ночь целых две сказки. Сперва про рыбку, которая долго искала и наконец нашла хитроумный способ сбежать из аквариума и уцелеть. Потом — про птичку, которая нарочно давалась в руки птицеловам: очень уж ей понравилось, когда мальчик, купивший ее на рынке, открыл клетку и сказал: «Лети!» Птичка прекрасно понимала, что идет на риск: где гарантия, что следующий покупатель окажется столь же великодушным? — но не могла противиться соблазну. Судьба была к ней милосердна: безрассудная птичка раз за разом получала свободу, и тут же принималась рыскать по зарослям в поисках новых тюремщиков.
Сказочником мой Гудвин оказался отменным, что да, то да. Я чуть было не предложила ему записать и как-нибудь издать все эти истории, да вовремя прикусила язык, вспомнив, что у него мало времени. «Не до пустяков», — не скажет, так подумает. Поэтому я просто закрыла глаза и уснула — на удивление безмятежно.
Четверг прошел примерно по тому же сценарию. Не знаю уж, сколько лет похитил у вечности рыжий Иерофант, зато я закончила свою работу. В пятницу, на радостях, подскочила пораньше, наскоро проглядела текст, вылизала, где требуется — не так уж много ошибок, по правде говоря. Позвонила Наталье, поехала к ней, сдала работу, выпила несколько чашек кофе, слопала чуть ли не полкило «лимонных долек». О переменах в своей жизни рассказывать не стала. Понятно, что новость про кафе рано или поздно перестанет быть секретом, но — не сейчас. А то ведь придется объясняться, отказываться от ее гостеприимства, сочинять на ходу, рассказывать, где я теперь живу, врать напропалую, памятуя, что любая чушь выглядит достовернее, чем моя правда. А врать мне сейчас лень. В результате сидела на кухне у лучшей подружки сама не своя, как на иголках. Хотелось покончить с обязательным необязательным щебетом и пулей обратно, домой.
«Домой», подумать только.
Домой.
Зря, между прочим, торопилась. Однокомнатный Изумрудный Город томился без гнета нежного своего тирана почти до полуночи. Если бы не поход в ближайший супермаркет, да стандартный набор компьютерных игр, я бы, пожалуй, рехнулась. В одиночестве, без работы — какой простор для душевных метаний! И сколь великий соблазн перетрясти шкафы в поисках сведений о хозяине квартиры, который, между прочим, до сих пор не рассказал о себе ни единого бытового факта — кроме разве что даты рождения. В общем, идеальные условия для барышни, желающей известись, изнервничаться, довести себя до ручки, да еще и совесть свою отяготить. Но нет, на сей раз обошлось, хвала шопингу, Саперу и Солитеру. Голова только отяжелела, но и это прошло от одного небрежного прикосновения рыжего Гудвина.
— Ты не переоценила наши с тобой глотательные возможности? — спрашивает, с изумлением оглядывая заполненный моими стараниями холодильник. — Ну, спасибо! Половины этих продуктов я не то что не ел никогда — в глаза не видел!
— Я тоже, — признаюсь. — С другой стороны, когда еще выпадет шанс почувствовать себя… кстати, а «нувориш» женского рода вообще бывает? И как это должно звучать? «Нуворишка»? «Ну, воришка»?
— Шут его знает, — смеется. — Ты мне лучше вот что скажи: ты к светскому рауту морально готова? Или еще недельку подождешь?
Ответ ему — мои вытаращенные глаза. Какой такой «светский раут»?!
— Я говорил тебе: иногда мы встречаемся друг с другом. «Иногда» — нынче это у нас значит: по субботам. Есть одно славное местечко. С виду кафе как кафе, по сути — закрытый клуб. Можно прийти туда в любое время, с шести вечера до полуночи. Или с самого начала до конца просидеть, как захочется. Я подумал: вряд ли тебе следует довольствоваться моим обществом и тем более моим руководством. Я же не очень опытный, честно говоря. И вообще не приспособлен кого-то учить. Учитель должен быть немножко тираном, а я раздолбай и пофигист. К тому же…
Гляди-ка, замолчал, отвернулся; я успела заметить улыбку, хитрющую и мечтательную одновременно. Но переспрашивать не стала. Если не хочет, все равно ни фига не скажет.
— Только учти, — говорю, — я чужих людей очень стесняюсь поначалу. Не знаю, о чем с ними говорить, и вообще…
— Так то ж людей, — беззаботно отмахивается рыжий. — К тому же чужих. А накхи тебе теперь самая что ни на есть родня. Все, конечно, «цари», живем поодиночке, бобылями, как предписано классиком… Но одной крови, это сразу чувствуется.
— Славно, если так, — соглашаюсь. — Только выйдем из дома пораньше, заедем куда-нибудь, поохотимся, ладно?
— «Поохотимся»? — ухмыляется. — Ну-ну. Быстро же ты во вкус вошла…
— Да не вошла я ни в какой вкус. Просто хочу еще раз проверить: получится ли? Вдруг разучилась за три дня? Тогда тебе и волочь меня туда не следует. Зачем зря позориться?..
— Ох, Варенька! — он хватается за голову. — Хорошо же ты все это себе представляешь! Разучиться, ты уж прости, невозможно. Другое дело, что ты еще и не научилась толком ничему. Когда сможешь путешествовать по чужим шкурам без моей помощи, тогда и поговорим снова на эту тему… А слово «позориться» удали как-нибудь на досуге из своей активной лексики, ладно?
— Что ж ты строгий такой? — удивляюсь.
— Я не строгий. Просто момент принципиальный. «Позориться» — слово из лексикона обычного человека, озабоченного чужим мнением и прочими социальными грузилами. А здесь, на изнанке человечьего мира, нет никого, кроме тебя. Если и покажется, будто мельтешит кто-то, имей в виду: мерещится. Мираж в пустыне. Глупо ведь всерьез интересоваться мнением миража…
— И ты, что ли, мираж? — спрашиваю угрюмо.
— Я-то?
Он умолкает. Но не просто держит паузу, а, кажется, всерьез обдумывает ответ.
— Нет, пожалуй, — говорит, наконец. — По крайней мере, пока я тебя учу, миражом меня назвать трудно. Для тебя я даже слишком реален. Надо бы, кстати, мне об этом не забывать… Но слово «позориться» из головы все же выкини. Без него дышится вольготнее.
На сей раз мне удалось вовремя заткнуть внутреннего спорщика и принять его слова на веру. В награду мне был дарован длинный, уютный вечер, заполненный чаепитием и разговорами — досужей болтовней даже. Забавные истории про детство, любимые книжки и кинофильмы — отличные темы для собеседников, которые готовы многое сказать друг другу, но еще не знают, что именно хочется услышать.
